– Кто так здоровается!
Дядя Вадим хлопнул Лешу по плечу. Леша отстранился, даже отбежал на два шага. Но дядя не отпускал, уж если брался за что-то, то основательно.
– Ты пойми, чудо-человек, если ты мужик, то и здороваться должен по-мужски твердо, жестко. Понял?
Леша и хотел бы утвердительно кивнуть, сказать, мол, да, понял. Но лишь неуверенно помотал головой.
– Ну что тебе не понятно? А?
– Что ты к ребенку пристал, – вступилась за сына мать, – пусти ты его. Пусть бегает. Вырастет – поймет.
– Ага! И будет как твой недоделанный ходить по белу свету. Ни к какому делу не пригоден. Только стишки свои писать и может. А мужик должен…
И дальше как заезженная пластинка все повторялось уже не раз и не два. Дядя начинал яриться, выходить из себя, ругался на сестру, которая не занимается пацаном, а позволяет своему благоверному портить ребенка.
Потом в дом входил отец, и поток брани прекращался. Дядя умел ругаться, только когда в доме он был главный мужик.
А отец, этот удивительный человек, входил с улыбкой, легко подбрасывал маленького Лешика вверх, трепал его челку или шутливо хватал за уши, а потом начинал читать вновь написанные стихи. Он не пререкался с дядей Вадимом, не спорил с ним. Леша смотрел на папку и становилось ему так хорошо, что внутри все радовалось и пело. И стихи его были такие… Такие!... Хотелось слушать и слушать.
Только потом, когда уходил дядя Вадим, мама почему-то набрасывалась на папку, за что-то его ругала. Леша уже лежал в своей постели в другой комнате, и слышал их разговор.
Ну и что, что руку папка жмет не сильно и не больно. Он же не становится от этого хуже?
В воскресенье Леша проснулся рано. Послушал, как за окном кто-то стучит по стене, полежал еще в тишине, а потом пошел на цыпочках в комнату к родителям.
Как всегда мама еще спала, а папка сидел у окна и писал что-то. На полу валялись листки бумаги, исчерканные и смятые.
Леша постоял в дверях, потом подошел к отцу, коснулся рукой его коленки.
– Это стихи, да?
Отец вздрогнул от неожиданности, нахмурился, но все-таки улыбнулся сыну.
– Ты чего раздетый? Иди штаны надень.
– Пап, а ты почему руку жмешь мне не больно? Я не буду плакать, правда, правда. Ты делай как дядя Вадим, ладно?
– Зачем?
Папа посмотрел на сына, прижал его к груди.
– Не обязательно делать так, как говорят другие. Ты должен сам для себя решать, хочется тебе этого или нет. Понимаешь?
– Но ведь тебя мама ругает всегда после дяди Вадима.
– Это ничего. Неглавное это все.
– А что главное?
– Для каждого свое дело главное. Для дяди Вадима – его сила, для мамы – ее готовка.
– А для тебя?
– А для меня… Догадайся.
– Стихи?
– Точно. Ты у меня смышленый мальчик. Пойдем в кухню. Дадим маме поспать.
Они вышли из комнаты, пили чай, папа читал свои новые, только что написанные стихи, а Леша слушал и смеялся. Так смеялся, что заразил своим смехом и папку, и они вместе даже разбудили маму. Она пришла в кухню недовольная, но тут же сразу тоже засмеялась. И тоже стала пить чай. Хоть он и остыл уже.
Днем, когда пришел дядя Вадим, Леша был во дворе, а когда вошел и увидел родственника, остановился.
– Здорово, малец! – пророкотал дядя Вадим.
Но Леша как встал у дверей, так и замер. Постоял, глядя на дядю, а потом позвал папу, маму. Взял отца за руку и громко сказал:
– Мой папка самый лучший. И больше не ругайте его. Он только мой. Ясно?
Дядя засмеялся, стал качаться на стуле. Мама тоже засмеялась, но посмотрела на папу и замолчала. А когда дядя поднялся и хотел обнять Лешу, отец его отстранил.
– Знаешь, Вадик, иди-ка ты домой. Нечего тебе здесь делать.
Тихо сказал, не ругался. Но почему-то дядя Вадим, такой сильный и громкий, не стал спорить. Взял и ушел.
Леша очень удивился.
26.06.21
Комментарии (0)