Герой повести, инвалид, после неудачного прыжка со скалы, впервые в гостях у своей соседки - сироты Таньки

– Ребята, я не одна! – крикнула Танька в глубину пространства, наполненного клубами дыма от дешёвых сигарет. – Освободите место, мы заваливаем! 

 

ГЛАВА 25

Я был встречен восклицаниями. В нос мне ударил запах табака и ещё чего-то противного. Жилого помещения, которое давно не проветривалось.

На столе стояла бутылка водки, почти пустая, холодные, даже на вид, макароны и открытая банка рыбных консервов.

– Танька, ты бы хоть форточку открыла, – замахал я рукой перед носом.

– Ага, сейчас! Ребята, мы живём! – Танька начала выкладывать продукты из пакета на стол. Поставила и бутылку вина.

– А водку не взяла? – последовал вопрос.

– Ага, может, тебе ещё ликёру вишнёвого? – ответила Танька. – Это всё его мать дала, нам, на Новый год. Подарок, типа. Понятно?  Вот колбаса, сыр. Картошка варёная, тёплая ещё.

– Ой, мне картошечки! – полезла за картошкой полненькая подружка Таньки. Видимо, Светка.

– Вы знакомьтесь, это Олег, – представила меня Танька. – Это сосед мой. Он был нормальным пацаном, пока не…

Танька замялась.

– Неудачно нырнул с незнакомой скалы, - помог я соседке. – Олег.

Ко мне потянулись две руки.

– Вадик, – представился бледный парень с небольшим чубчиком.

– Костян, – представился и второй – худой, чернявый, черноглазый.

– Со Светкой и Вадиком мы в детдоме вместе жили, – пояснила Танька. – У них квартиры в соседнем доме. Костян так… приблудный. Из Молдавии приехал. Сейчас у Вадика живёт. Обещал платить, но не платит. С работы выгнали.

Костян зыркнул в сторону Таньки:

– Сама ты приблудная. Откуда я им патент возьму? Пятнадцать тысяч…

Танька не отреагировала. Отреагировала Светка:

– Да б…, не знают, как ещё деньги с людей содрать. Я давно тебя зову, чтоб ко мне переезжал.

– Переедет, переедет, куда денется, – примирительно сказала Танька, накладывая всем картошку. – От таких, как ты – не отказываются.

Костян и Вадик разлили себе оставшуюся водку. Вадик махнул бутылкой и обратился ко мне:

– Будешь?

– Не, я вино, – ответил я.

– А штопор у нас есть? – спросил Вадик.

– Не-а, – мотнула головой Танька. – Вышибай пробку. Первый раз, что ли.

Светка ела картошку, парни вышибали пробку из бутылки, Танька пошла на кухню выбрасывать окурки. На обратном пути открыла форточку. Но почти сразу же закрыла – зима.

На меня  никто не обращал особого внимания.  

Только когда пробка была, наконец, вышиблена, и вино разлито по стаканам, Костян произнёс тост:

– Ну, давайте за знакомство. 

Стаканы сдвинулись с пластиковым «звоном». Фамильный Танькин хрусталь.

– Вкусное вино, – похвалила Светка. – Сладкое.

– Ага, – подтвердила Танька.

– Компот, – снисходительно произнёс Костян. – Пейте, девочки.

И обратился ко мне:

– Значит, ты нырнул неудачно? Жалко, конечно.

– Ага, жалко, – поддержала Костяна Светка.

Светка  сидела рядом  с Костяном и всё норовила то припасть к нему, то дёрнуть его за руку, то положить голову ему на плечо. Костян мужественно сопротивлялся. Но, видимо, был уже готов. 

– Ну ты это… держись… – проявил ко мне сочувствие и Вадик.

– Слышь, а это… – Костян зыркнул в мою сторону. – А это… «стоит» у тебя?

Все четыре пары глаз устремились в мою сторону. Самый главный вопрос был задан. Ну, получите:

– Ещё лучше, чем раньше, – ответил я.

– Ну, класс!

– Молоток!

За столом мгновенно упал градус всеобщего напряжения! Все были, что называется, искренне рады!

И сразу же интерес ко мне резко уменьшился.  (Я же не сказал, что ничего не чувствую! Но кому это надо…)

– А бедный Серёга сейчас в ментовке, – вроде как невпопад произнес Вадик.

Но, оказывается, вполне «впопад».

– Серёгу тоже жалко, – потерла глаза Светка. – Наверно, бьют его. С него же взять нечего, так хоть побить.

– А нечего чужие машины крушить.

– Да у Серёги вашего вообще, крыша едет, как только нажрётся, – подытожил Костян.

– Да хрен с ним!

Все разговоры в этой комнате обильно приправлены матом. Не «для связи слов», а просто, как некое дерьмо, в котором плавали остальные слова. 

Я – не люблю мата. Мать меня так приучила. 

Светка уже в открытую лезла к Костику, Танька с Вадиком начали танцевать посреди комнаты, стараясь делать движения понеприличнее, если можно так выразиться.

Танцевали под попсу. Под дремучую столетнюю попсу. 

Потом Вадик вернулся к столу, чтобы налить. Я прикрыл свой стакан ладонью.

– А ты чего не пьёшь? – спросил у меня Вадик.

– Да у меня такие таблетки, с которыми алкоголь вызывает разные осложнения.

Зря я произносил такую длинную фразу. Вадик не услышал и двух первых слов. Я посмотрел на часы. Прошёл примерно час, как я в гостях.

Ну, что ж. Выход в свет можно считать законченным.

И, в принципе, удавшимся.

– Танька! Эй!

Я едва докричался до танцующей соседки. А ведь она – симпатичная девчонка. Вся эта жизнь, конечно, уже оставила отпечаток на её лице, но не смогла ещё полностью стереть ни больших серо-голубых глаз, ни пухлости губ.

– Танька, отвези меня домой, – перекрикивая попсу, прокричал я ей в ухо.

– Да ты чё! Ещё погуляй!

– Нет, мне надо!

– Ну, ладно! Давай! Эй! Мы пошли! Олежка уходит!

Мне вяло махнули.

И коляска выкатилась на лестничную площадку.

 

ГЛАВА 26

Воздух на лестничной площадке показался мне чистым воздухом с какого-нибудь морского побережья.

– Танька, стой!

– Чего?

Наверно, это картина Репина «Приплыли».

Инвалид в коляске и пьяная сиротка, ведущая непонятно какую жизнь. Или – понятно, какую.

– Танька, тебе не противно это всё?

Как ни странно, Танька поняла. Она обошла вокруг коляски, и села передо мной на корточки. А потом встала на одно колено. Поставила локоть на колено и оперлась подбородком на ладонь. Серо-синие большие глаза смотрели на меня снизу вверх:

– Предложи что-нибудь другое, – сказала Танька. – Только не мыть полы в супермаркете.

– От перемены мест слагаемых сумма не меняется, – вздохнул я. – Согласен. Хотя что-то в этом есть.

– Ха! Типа того. И потом… Может, мне не нравится, но я по-другому не умею. Я не знаю, как. И я… я… я не люблю, когда лезут мне в душу. Когда  мне нотации читают. Я этих нотаций наслушалась – через глаза и через уши. Будь такой, будь сякой. Будь правильной, потому, что это – правильно. Будь хорошей, потому, что это хорошо. А сами не видят, как в детдоме девочек трахают с двенадцати лет. Или даже раньше. Сами – издеваются. Ничего нельзя поменять. Понимаешь?

– Понимаю. Гадость и враньё.

– Да. Нотации мне сейчас может читать только твоя мать.

– Почему? – спросил я.

Тут Танька засмеялась:

– Потому, что твоя мать хотя бы двести рублей даст. А другие хотят в душу влезть, а даже ста рублей не дадут. 

Я не стал акцентировать внимание на противоречиях в Таньктных словах. Например, касаемо  социальной службы. Они тоже имели право учить Таньку, как жить. Почему?

Потому. Квартиру дали, в квартиру что-то поставили, продукты дают.

Но в душу войти не могут.

Строго говоря, и в самом детдоме Танька выросла на всём готовом. Противоречие за противоречием.

– Я тоже не люблю, когда мне лезут в душу, – медленно проговорил я. – Но надо же делать какие-то попытки. Вот мне – что, лечь, и лежать? Или квасить, чтоб ничего не чувствовать?

– Тебе – нет, – ни минуты не сомневаясь, отреагировала Танька.

– А чем ты от меня отличаешься?

Вот тут Танька задумалась на секунду. Но только – на секунду.

– Отличаюсь. И отстань. 

– Отстать – легче всего.

– Ну, и отстань. Думаешь, детдом – это хорошо? Лучше в детдоме, чем тебе? – Танька показала глазами на инвалидное кресло.

– Не знаю, в детдоме жить не пробовал, – ответил я. – Но считать себя всеми обиженным – одинаково хреново.

Танька встала с колена. Сделала пару движений рукой – типа, отряхнулась.

– Не пробовал в детдоме жить, и не надо.

– Вы потому и кучкуетесь? – спросил я.

– Остальные – люди  с  другой планеты.

– Ну, да, – подхватил я. – Пока построишь ракету, пока изобретёшь топливо. Пока подготовишься, пока заправишься… Жизни не хватит долететь. Но вы и сами не делаете попыток перебраться куда-нибудь ещё.

– Ты прав. Почти никто ничего не делает. Но если бы тебя не шандарахнуло, разве ты бы ко мне в гости пошёл? То есть, поехал бы?

Она права. Не пошёл бы.

– Я теперь – человек с третьей планеты, - честно ответил я.

– Типа того. Наверно, третья планета поближе к нам.

Танька снова засмеялась.

– Ладно, давай. Пока. С Новым годом. Наступающим. Я пошла.

Инопланетянка Танька нажала кнопку звонка нашей квартиры. 

– Пока, – помахал я рукой. – С новым счастьем.

На пороге стояла мама.

Мамы частенько перебираются с нами с планеты на планету. Иногда и ползком.

Рисунки Нины Курбановой